Выживут только любовники

Представитель самого большого селькупского рода Григорий Саиспаев — о жизни, как в кино и о том, почему ему не жалко, что селькупов больше не будет

текст:
Галина Сахаревич

 

фото:

Алена Кардаш,

Наталья Бочкова

доме культуры на одной из стен, между книгами по шаманизму и учебниками по селькупской культуре, висит семейное дерево рода Саиспаевых. В нем больше сотни имен. Этот род был одним из самых больших и богатых у остяков, и сейчас в телефонном справочнике Парабели можно найти больше десятка Саиспаевых. Старейший из рода самых богатых селькупов живет в блочном трехэтажном доме. Чтобы попасть внутрь, желательно втянуть живот: дверь подъезда приоткрыта сантиметров на 40. Открыть ее шире мешает намерзший на асфальте лед. Мы идем к к дому мимо магазина мужской одежды «Пижон». Со стены в квартире с черно-белой фотографии» томно смотрит на нас другой пижон — двадцатипятилетний Георгий Саиспаев.

В

Георгий Арсентьевич разглядывает фотокарточку, на которой он на Красной площади — в модном драповом пальто и шляпе.

80-летний Арсентьевич в красной клетчатой рубашке и тренировочных штанах с подтяжками. От его рукопожатия становится больно.

— Вот чудаки, чего про остяков-то вспомнили? — говорит он.

Георгий Арсентьевич усаживается на диван, кумачовый цвет пледа сливается с цветом рубахи. Арсентьич смеется своей беззубой улыбкой и обижается, если его называть дедушкой. И рассказывает про дедов.

Саиспаевы известны еще со времен Ермака. По рассказам деда Арсентьича, едва ли не про его предков Суриков писал картину «Покорение Сибири»: справа стоят остяки с тонкими стрелами против пушек приспешников Ермака. Но именно остяки Ермака погубили.

В XIX веке дедушка Арсентьича Варфоломей Иванович основал село Саиспаево. Три раза за зиму Саиспаевы ездили с обозами в Томск: возили осетра, стерлядку, пушнину.

— Всячины привозили сколько! — говорит Арсентьич, — Нашу семью буржуями звали.

Русские говорили, что остяки неухоженные. Георгий Саиспаев на всех фотографиях с идеально выстриженной, как в барбершопе, бородой, в однобортном мягком пальто, в модных очках
«
«

В годы советской власти в Саиспаево направили переселенцев, политических и уголовных заключенных. Среди местных прошел слух, что в одной из деревень приехавшие отрезали голову местной жительницы. И остяки ушли. Они поселились на реке Тым, но не прижились: поменялся климат, жизненно важный для людей, которые живут природой. Пришла цинга, и Саиспаевы поняли: на Тыме им не жить, надо возвращаться.

— Когда оставалось верст 10 до Саиспаева, стемнело, и они остановились переночевать, а потом быстренько начали строиться — и остались, — рассказывает Георгий Арсентьевич похожую на сказку историю своего рода.

На то же место не вернулись, основали другую деревню — Нельмач, где и родился Арсентьич. Он вспоминает, как бабушка заставляла вместо лекарств глотать горькую медвежью желчь, рассказывает, как мать и отец еще застали шаманов. Родители, сами неграмотные, умевшие только подписаться закорючкой в виде «елочки», просили детей не говорить на остяцком: нечего, мол, язык ломать. Вместе с утратой языка передачи остяцких традиций из поколения в поколение не произошло. Село предков Арсентьича Саиспаево сейчас не существует.

Георгий Арсентьевич достает коленкоровую барсетку для документов и вытаскивает оттуда паспорт. Просит найти надпись «остяк». В паспорте российской федерации графы национальность нет, следовательно, надписи «остяк» нет. Тогда Арсентьич отправляется на поиски свидетельства о рождении. Находит там напротив имен родителей «остяк» и нежное женское «остятка».

Русские говорили, у остяков грязно. Возможно, потому у Григория Арсентьевича идеально убранная квартира, порядок в которой он наводит один. Русские говорили, что остяки недалекие. Георгий Арсентьевич цитирует научные работы Маркса, стихи Пушкина и строчки Белинского, настольная книга его — большая энциклопедия. Русские говорили, что остяки неухоженные. Георгий Саиспаев на всех фотографиях с идеально выстриженной, как в барбершопе, бородой, в однобортном мягком пальто, в модных очках. Русские говорили, что остяцкие женщины некрасивы. Первую свою жену Саиспаев называет Мерилин Монро.

— У-ни-жа-ли остяков, — говорит Арсентьевич, горько сжимая губы.

В школе проблем не было: Арсентьевич учился в интернате малых народов Севера, где были только остяки. А вот в армии, рассказывает Георгий Саиспев, прознали как-то, что нерусский, и дразнили.

— Я ничего им против не говорил, всех ведь не переубедишь, — говорит Геогрий Арсентьич.

После армии могла сбыться голубая мечта — поступление в Институт малых народов Севера в Ленинграде. Но в послевоенное время денег на поездку и учебу хватило только для старшего брата.

Георгий трудился в охотничьих и рыбацких артелях, хозяин которых гонял работников за 40 километров в тайгу. Брат слал фотокарточки на фоне крейсера Авроры и с Дворцовой площади. Георгий решил, что, если с университетом не получается, нужна «козырная» профессия. Отучившись в Новосибирске, Георгий Саиспаев становится первым в районе киномехаником.

— Модная была профессия. Я приезжал — и вся деревня оживала.

Он был первым человеком, который показал жителям деревень своего района кино. Деревенские переживали свое собственное «Прибытие поезда» за 20 копеек: пугались, когда на экране появлялись палящие пушки, плакали на мелодрамах.

— Я был такой же важный, как политрук, — говорит Арсентьич, — надо какое собрание провести, на которое нужно людей согнать, — обязательно зовут меня кино показывать.

Наконец-то все забыли, что он остяк, по мнению некоторых русских, человек второго сорта. Наконец-то он становится не просто наравне со всеми, а тем самым «первым парнем на деревне».

Когда он шел с катушками по деревне, за ним бежали мальчишки и влюбленные девочки.

— Я, говорят, красивенький был, это сейчас страшной! — смеется Саиспаев.

Георгий Арсентьевич с женой.

Это эволюция. Надо было сохранять, когда было что сохранять
«
«

Его владения — восемь деревень. В каждой — восемь любящих девчонок. Они знали о существовании друг друга, но не могли отказаться от киномеханика. Георгий показывал селу страстные картины «Тихого Дона», а потом целовался в кинобудке, на сцене. В зависимости от количества привезенных картин у Георгия Саиспаева были сутки или три дня любви. В следующей деревне — все сначала.

— Они были как ангелы, — вспоминает Арсентьич.

Сейчас, когда он выходит в магазин, его называют «дедушка». Это Георгию Арсентьичу — в прошлом красавцу-мужчине — безумно обидно. От большой любви осталась только фотокарточка Саиспаева с женой, умершей 14 лет назад. Он называет ее ягодкой. Рядом с семейными снимками — ковер с богородицей. Георгий Арсентьевич не верит в бога, он верит в социализм, а на кухне у него висит репродукция картины «Сталин и Берия». А ковер — подарок жене за год до ее смерти.

У старейшего представителя рода Саиспаевых нет детей.

— Ваша культура умрет? — спрашиваю я грустно.

— Умрет — спокойно констатирует факт Арсентьич, — Милая, мне-то скоро самому умирать, мне теперь уже все равно. Это эволюция. Надо было сохранять, когда было что сохранять.

Семейное древо селькупского рода Саиспаевых.