Парабели осталось две семьи, которые знают свои селькупские корни, до сих пор ловят рыбу, как это делали их предки, и так же охотятся. Большинство же семей здесь — смешанные, им сложнее поддерживать селькупскую культуру, а зачастую они сами не видят в этом смысла. Пообщавшись с семьями, которые сохранили частицы традиций, мы обнаружили три варианта развития событий.
текст:
Юлия Кочергина
фото:
Маргарита Волоковых
В
Виктор и Нина Фраинд
Нина Ефимовна и Виктор Александрович Фрайнд — о том, почему селькупы скрывали свое происхождение
Первая семья, к который мы идем — Фраинд: Виктор Александрович и Нина Ефимовна. Дверь дома семьи Фраинд нам открывает улыбающаяся пожилая женщина, хозяйка дома, Нина Ефимовна. Она говорит медленно, с длинными паузами между словами, так же медленно мы проходим в гостиную. При входе в комнату взгляд сразу падает на стену — вышитая картина, которая занимает все пространство от шкафа до стены — ручная работа дочери. Мы садимся на кресла возле окна. Рядом с креслом — кофейный столик, на нем лежит тонометр. Во время разговора Нина Ефимовна постоянно протирает его салфеткой.
— Мои родители оба были селькупами, — рассказывает Нина Ефимовна, — С 5 класса я училась в деревне Ласкино в Интернате народов севера. Там были буквари на селькупском, но никто в них не смотрел, неинтересно было. А я вела тетрадку: писала произношение, перевод, начала учиться предложения писать. Сейчас уже потеряла тетрадку.
Виктор Александрович высокий, с грубыми чертами лица: широкие брови, немного нахмуренные, большой прямой нос, но тонкие губы. Он осторожно перебивает Нину Ефимовну, уточняет имена и даты. Нина Ефимовна идет на кухню готовить чай, а Виктор Александрович рассказывает о себе. Его отец — немец, сосланный в 1942 году с Саратовской области, мать — местная. Виктор Александрович рассказывает, что раньше предыдущие поколения немцев часто выбирали себе в качестве мужа или жены селькупов , чтобы прокормиться.
В 1941–1942 годах депортировали на восток (на сборы отводилось два дня): в республику Коми, на Урал, в Казахстан, Сибирь и на Алтай.
— Тесть меня всему учил. Помню, рассказывал про рыбалку. Во время зимней рыбалки строгают палки, между собой их и связывают веревочкой и ставят в озеро, долбят лед. Рыба туда заходит, обратно не выходит. У ключей рыбачить — тоже их метод. Где ключ бьет из земли, рыба туда набивается и стоит вплотную стенкой. Селькупы снег вскрывают и руками рыбу выкидывают. Мы могли многое у них перенять, они ведь дети природы. Раньше мы еще готовили селькупские блюда — порсо, уху варили, сушили мясо оленей. Сейчас уже не делаем такого.
Виктор Николаевич рассказывает, что селькупы знали все, что имеет отношение к природе: где и когда поставить сетку, где собирается утка.
Но сейчас эти знания — в прошлом. В письменности культура сохраниться не могла, потому что самой письменности не было. Дети остяков учились в интернате, где жили все время, кроме выходных. В интернате не преподавали селькупский язык или историю народа. Только выходных, проведенных рядом с родителями, еще говоривших на своем языке, было слишком мало, чтобы поколение семьи Фраинд заговорило на нем.
Светлана и Николай Чинные
В деревне Нельмач нас встречает семья селькупов Чининых. Они сразу приглашают в теплую просторную кухню: идеальный порядок, суп на плите, чайник на русской печке. За столом детское кресло, Николай Иванович, отвязывает его, чтобы поместить нас всех за столом.
— Больше всего селькупов я знаю по маминой линии, она из рода Саиспаевых из деревни Саиспаево, — начинает Светлана Георгиевна Чинина, — Когда сюда начали ссыльных отправлять, мой род переместился на этот берег реки Нельмач, где мы сейчас и живем. С будущим мужем мы семьями дружили, — Он под горой жил, а я — на горе, как в сказке. Вместе рыбачили, на охоту ходили. Муж меня и сети учил ставить, и рыбачить учил, невод тянуть, жердь гонять — с помощью жерди протягивать сеть подо льдом во время зимней рыбалки. Раньше всей семьей собирались и шли на рыбалку, сейчас уже дети выросли — и никуда не ходят.
Мы отходим в маленький кабинет и там продолжаем разговор. На столе швейная машинка, ленточки. На стене висит национальный костюм: коричневое платье ниже колена с цветными полосками по низу и на рукавах, меховым узором на груди, на плечах и груди селькупский знак «след медведя». Над столом на стене фотографии с праздника «Этюды севера»:
— Я кружок селькупской культуры начала вести. Учила детей плести сети, невода, фитили (снасти). Сначала ходили мои дети и другие селькупы, потом стали приходить абсолютно все, неважно, какой национальности. Выступаем на «Этюдах севера», танцы, правда, из интернета берем. Мама моя говорила, не было танцев национальных. Костюм я тоже сама придумывала и шила.
Сейчас Светлана Георгиевна горда за свой народ — он «поднялся», о селькупской культуре теперь говорят, а «Этюды севера» дают надежду, что культура будет сохраняться и дальше. Ведь раньше, рассказывает героиня, когда она училась в интернате, о селькупской культуре не рассказывали ничего, а над самими селькупами смеялись. Николай Георгиевич считает, скоро вовсе не будет селькупской культуры — кругом русские и селькупов, знающих язык и культуру, осталось мало. Хотя сами Чинины по-прежнему рыбачат и охотятся, как их учили когда-то родители.
Сергей и Екатерина Тузаковы
В Парабели мы встречаемся еще с одной семьей — Сергей и Екатерина Тузаковы. В квартире, заполненной детскими мягкими игрушками, нас встречают шумом и смехом.
— Мой отец из Ласкина (деревня в Парабельском районе), — рассказывает Сергей, — из селькупской семьи. Но он мне ничего про это не рассказывал, в 70-е годы скрывали национальность — все были русские. Дедушка и бабушка умерли, когда еще ребенком был. Так что меня воспитывали русские родители — и я сам уже обрусел. В 90-е начали более-менее восстанавливаться национальности, но я все равно не причисляю себя к малым народам.
Мы перемещаемся за стол, так заставленный сладостями, что даже места не хватает, и продолжаем разговор. У Екатерины Николаевной в роду не было селькупов, но она поет в ансамбле на селькупском языке, выступает на «Этюдах севера».
— Получается, меня «подтянула» мама в селькупскую культуру, она была организатором вокального ансамбля, всех собирала. А я — Леру, старшую дочь позвала, выступаем вместе. Сейчас работаю в музее, и хочешь-не хочешь — надо участвовать в «Этюдах севера». Я с детства на сцене: пою, танцую, сейчас работаю в творческой сфере: если бы не эта работа, не знаю, заинтересовала бы меня селькупская культура.
Екатерина Николаевна считает: в песнях на «Этюдах севера», пусть даже выдуманных, переведенных с русского языка, звучит селькупский язык — и это дает надежду на развитие культуры. Сергей Николаевич со вздохом говорит: информацию, которую собирают исследователи, остается только в книгах, а носители селькупской культуры — умирают. Пройдет еще лет 15, 20 и язык, культура полностью исчезнут.